Исправник Галкин, видя, что смеются не только рабочие, но и солдаты, подал команду: «К ноге», — после чего рабочие поднялись и вновь окружили солдат. Подавленный неудачей, исправник подал новую команду: «Кругом», «Шагом марш». Но вечером эту первую полуроту бодайбинской команды, фактически отказавшуюся стрелять в рабочих, немедленно убрали с приисков, а утром другого дня на их место прислали других. Однако, опыт не пропал даром.

Разговор происходил неподалёку от поворота к механическим мастерским, где дорога входила в узкую теснину: налево, начиная почти от дороги на станцию «Надеждинская» и кончая мостиком через ручей Аканак, тянулись штабеля крепежного леса. Направо возвышался крутой обрыв к реке Бодайбо, а там, где он кончался, была «городьба» — забор из толстых кольев. Вся дорога, начиная от поворота на механические мастерские и кончая мостом через ручей, была похожа на узкую и длинную трубу не шире трех-четырех шагов.

— Братцы, если вы идете на соединение с феодосиевцами, то идите верхней дорогой, — инженер явно нервничал.

— Так, эта дорога позади осталась, — возмутился Петька Чохов. — Что же нам теперь, задом пятиться? Я раком ходить не обучен.

В толпе захохотали.

— Да, на Феодосиевский нам и не нужно, — удивился кто-то.

— Нужен нам только прокурор Преображенский и более никого не нужно, — добавил Чохов.

— Мы идем для того, чтобы передать свои заявления с жалобой на обиды «Лензолото». Есть желание сойтись с товарищами-феодосиевцами, а затем уже и идти вместе к прокурору Преображенскому. — рассудительно заметил Ерофеич. — Ведь это он сказал, что депутатов как наших уполномоченных не признает. А вот, дорогу солдаты перегородили. Зачем эти солдаты, разве они будут в нас стрелять?

— Нет, братцы, солдаты в вас не будут стрелять, — успокаивал Тульчинский, — только вы к ним лучше не ходите.

— Да, мы этого и в мыслях не держали, — успокоил его меньшевик Попов. — Мы можем несколько человек к Преображенскому послать депутатами.

— Нет, вы никуда не ходите, а ваши записки передадите мне. Я их отдам по назначению, — предложил Тульчинский.

Рабочие, увидев, что депутаты мирно разговаривают с Тульчинским, стали садиться на изгородь и на штабеля. Достав кисеты с махоркой, они сворачивали пожелтевшими от никотина пальцами цыгарки, и прикуривали. Депутаты продолжали разговаривать с инженером. Некоторые рабочие подходили к нему и вручали свои «сознательные записки».

— Ружья на руку! — неожиданно для всех прозвучала команда из-за ручья.

В сумерках уже было плохо видно, но лязг затворов говорил сам за себя.

— Чего это они? — удивлённо вскинул брови Чохов. — Стрелять, что ли, собрались?

Под взглядами рабочих Тульчинский съёжился.

— Провокатор, — презрительно бросил Лебедев. — Гапон, иуда!

— Отставить! — донёсся с той стороны ручья громовой голос.

— Кто таков? — послышался полный ярости голос Трещенкова.

— Ротмистр Исаев, примите командование на себя! — добавил тот же властный голос.

— Чего там творится такое? — с недоумением оглянулся Ерофеич. — Эй, вы что там, с ума посходили? Мы смуты не хотим!

— Мы тоже, — в сумерках голоса разносились далеко. — Я — министр внутренних дел Столыпин. Беспорядков и кровопролития я не допущу. Приготовьте ваши заявления, я иду к вам.

Тёмная фигура, перейдя через мостик, стала приближаться. Вынырнув из темноты, перед ними встал министр, хорошо знакомый по фотографиям в газетах.

— Здравствуйте. Давайте ваши заявления. Я позабочусь, чтобы все они дошли по назначению.

Остались позади поля и перелески, за окном замелькали знакомые пристанционные здания, проплыла водонапорная башня. Пассажиры в своих купе неспешно собирали вещи, готовясь к выходу. Астматично пыхтя и подрагивая на стрелках, локомотив уже замедлял ход у перрона Санкт-Петербургского вокзала, когда в коридоре послышался зычный голос:

«Господа, соблюдайте спокойствие! Полиции необходимо осмотреть ваши купе. Просьба всем оставаться на местах до особого распоряжения».

— Простите, господин околоточный надзиратель, — послышался женский голос. — А вы не скажете, это надолго? А то муж будет волноваться.

— Не волнуйтесь, мадам, мы осмотрим ваше купе первым.

Стас поглядел на Ингу — никаких эмоций её лицо не выражало.

— Не волнуйся, — улыбнулась она. — Я всё протёрла.

— С чего ты взяла, что я волнуюсь? — удивился он.

Вот, здорово, она его ещё успокаивает! Нашла, блин, неврастеника. В дверь купе негромко постучали.

— Войдите, — отозвался Стас.

На пороге возникли два сыскаря. Уж тут-то ошибиться было невозможно, тем более, ему.

— Помощник участкового пристава Беклищев, — представился старший. — Извините, ночью из вашего поезда двух господ выкинули. Уже мёртвых. Мы должны осмотреть купе.

— Понял, — кивнул Стас. — Дорогая, освободи диван, пожалуйста. Прошу вас, господа.

Они стояли, пока сыщики деловито осматривали обстановку.

— Вы окно открывали? — обернулся Беклищев.

— Да, — спокойно ответил Сизов.

— Зачем, позвольте спросить?

— Я попросила, — капризно дёрнула плечиком Инга. — Душно было. А что, разве нельзя?

— Что вы, нет, конечно, — примирительно сказал сыщик, моментально сообразив, что дамочка из тех особ, что из мужа верёвки вьют. — Я только уточнил. Мы всё осмотрели. Всего хорошего, позвольте откланяться.

Больше их никто не обеспокоил и, по мнению Инги, на сей раз слежки за ними не было. Они спокойно вышли на привокзальную площадь. Петербург встретил хмурым небом и промозглой сыростью дующего с Финского залива ветра. Когда они уже ехали на извозчике, Стас тихонько положил руку поверх затянутой в перчатку руки Инги.

— Ты хочешь объясниться мне в любви? — с изрядной долей ехидства поинтересовалась она.

— Ну, вот ещё, — хмыкнул он. — Лучше к тигру в клетку. Я тебе уже и слова сказать боюсь.

— Рассказывай, — усмехнулась она. — Пугливый нашёлся.

Она вежливо отняла руку.

— Я же сказала тебе, что не люблю мужчин.

— Я хочу предложить тебе работу, — серьёзно сказал Стас. — Мне, очень нужен такой специалист.

— Я подумаю, — ослепительно улыбнулась она. — Смотря по тому, какую плату ты можешь мне предложить. Останови у гостиницы.

— Что Вам угодно? — остановил его на входе в министерство дежурный.

— Мне срочно нужно к Петру Аркадьевичу. Дело не терпит отлагательства.

— Вы разве не знаете? — офицер понизил голос. — Нет его здесь. Сняли. Сейчас там господин Макаров.

— Понял, — кивнул обескураженный Стас.

Не вдаваясь в подробности, он вышел на улицу.

— И дым отечества так сладок и приятен, — вполголоса процитировал он. — Тьфу, мать вашу!

И стал медленно спускаться по ступенькам, раздумывая — что делать? А что тут поделаешь? Надо домой к нему ехать, заодно хоть повод есть с Наташей повидаться. И он махнул проезжающему извозчику.

Дверь ему открыла Елена.

— О, какой гость! Здравствуйте, Станислав! Вы что, сбежали?

— Откуда сбежал? — вздёрнул брови Стас.

— Да ладно вам притворяться! — скорчила она рожицу. — Мы же всё знаем. Вы теперь настоящий арестант, да?

— Настоящий, — кивнул опер. — Отпетый уголовник. Здравствуйте, Пётр Аркадьевич.

— Здравствуйте, Станислав. Я тут всех адвокатов до мыла загонял, а он — здрасьте! — тут как тут. Вправду сбежали?

— Сговорились? — проворчал Стас. — На третий день выпустили. Правда, сам я об этом только месяц спустя узнал, когда действительно сбежал. Здравствуйте, Наташа.

— Здравствуйте, Станислав.

— А чего зарделась-то, как майская роза? — съехидничала Елена. — Жив твой жених, как видишь.

— Что же вы такая злая, Лена? — шутливо спросил Стас. — Или я вам в родственники рылом не вышел?

— Фу! — скроила мину насмешница. — Что за выражения при дамах!

— Беги дама, на стол накрывай, — хмыкнул Пётр Аркадьевич. — Узника нашего откармливать будем. Тюремные харчи, смотрю, не впрок ему. Ишь, как отощал.